К м симонов живые и мертвые. Константин михайлович симонов живые и мертвые. «Живые и мёртвые»

Великолепно показано начало войны, представила - ужас! Куда бежать, что желать?

Оценка 5 из 5 звёзд от marina 03.05.2018 20:33

Ну что ж, вставлю и свои 5 копеек. Совершенно случайно вышел на эту книгу. Читал трилогию Рыбакова "Дети Арбата" и одновременно Бажанова "Воспоминания секретаря Сталина". И там и там всплывала тема войны, и там и там она по-своему и интересно изложена и мне захотелось почитать ещё о "ВОВе", погуглил и оп - самый топ "Живые и мертвые", скачал, прочитал. По книге: с самого начала режет очень стиль автора, господина Симонова, все как-то с наскока, галопом, тут, там, уже тут, уже снова там, после ранее прочитанных книг, такое ощущение, что какой-то дилетант пишет, признаюсь, не сразу привык к такому стилю писанины, но потом свыкаешься. Что еще не понравилось - это то, что все прям такие растакие положительные, все эдакие джентельмены, все справедливые, честные, даже Серпилин,которого гнобили в лагерях, готов в дёсна целовать Сталина. Все такие коммунисты, все за Сталина. Тьфу, противно. Ну не бывает так! НУ НЕ ВЕРЮ!! Тот же Бажанов, реальный секретарь Сталина, который видел изнутри всё что творилось в СССР, совсем по-другому всё рассказывал, поэтому и сбежал из СССР не выдержав всей этой лжи. У того же Рыбакова и герои и жизнь в эпоху войны описаны так, что аж пробирает до мурашек, там показана жизнь такая какая она есть со злодеями, с предателями и с честными человечными людьми, которые воевали за страну, а не за Сталина, на которого плевать многие хотели. Что понравилось в книге: это как раз описание самой войны, поскольку я не верю в искренность героев Симонова, то и в их геройства я тоже не верю, а вот почитать как в целом воевали, чем жили города, деревни в то время, очень интересно и любопытно. Рекомендовать к прочтению книгу я не буду, но свою "четвёрку" она заслуживает.

Оценка 4 из 5 звёзд от Санчелло 14.02.2018 12:05

Великолепная книга! Один из лучших образцов военной прозы! Интересный сюжет, множество героев, описания реалистичные. Великая Отечественная Война - один из самых важных периодов нашей истории и эта трилогия по-праву занимает место в списке лучших книг, посвящённых этому событию, её должен прочитать каждый русский человек.

Оценка 5 из 5 звёзд от Анна 13.05.2016 01:12

Оценка 5 из 5 звёзд от Надежда 22.02.2016 11:44

Оценка 5 из 5 звёзд от Виктор 31.01.2016 11:13

Наталья, Синцов с Серпилиным никак не может встретиться в Берлине...Серпилин умер перед началом наступления. Книги Симонова "Живые и мертвые" я купила будучи студенткой в 1987 г. с рук и с тех пор таскаю с собой по общагам, квартирам. Читаю с любой страницы и каждый раз что-то для себя новое открываю...

Оценка 5 из 5 звёзд от Фарзана 20.09.2015 20:42

Поставила отлично, т.к книга очень интересная, но жаль что произведение не закончено.Хоть бы ещё одну главу дописали, типа на дворе 1945год,Синцов дошел до Берлина,там же встретил Серпилина, свою жену и,т.п

Оценка 5 из 5 звёзд от Наталья

Роман-эпопея Константина Симонова «Живые и мертвые» создавался на протяжении 12 лет - с 1959-го по 1971-й годы. Однако на самом деле история рождения этого произведения охватывает гораздо более значительный промежуток времени. Можно сказать, что Симонов работал над ним на протяжении всей Великой Отечественной войны. В качестве военного корреспондента автор прошел множество сражений, имел военные звания и, благодаря этому, являлся человеком, лично знакомым с этим периодом истории нашей страны. Известно, что в романе «Живые и мертвые» отражены многие из его личных переживаний, в основе этого произведения в первую очередь лежит личный опыт автора.

Вероятно, именно поэтому, а также потому, что сам Симонов обладал незаурядным литературным талантом, эпопее «Живые и мертвые» было суждено стать одним из величайших советских произведений о войне. Этот статус был неоднократно подтвержден, в том числе и Ленинской премией, которую Симонов получил за трилогию в 1974-м году.

Трилогия рассказывает о событиях 1941-1944 гг., охватывая практически весь тот период, на который пришлись самые тяжелые сражения. Вместе с главным героем Синцовым читатель переносится в самый разгар сражений, получая возможность заглянуть войне в лицо. При этом Симонов говорит не только о воинских подвигах - также он описывает и солдатские будни, и те подвиги, что совершались в тылу. Это также делает трилогию ценнейшим произведением - она показывает реалии военного времени, простых людей, которые становились героями, даже не замечая этого, жестокость, которой приходилось противостоять всему русскому народу.

«Живые и мертвые» - это достаточно сложное с эмоциональной точки зрения произведение. Рисуя военное время правдиво, честно, Симонов не бережет читателя, напоминает ему о том, насколько велик был подвиг советских солдат. В то же время главные герои эпопеи не могут не вызывать симпатии - автор показывает их в первую очередь не воинами, но людьми, которых ведет в бой понятие долга и чести, а не приказ свыше или агитация. Они самостоятельно оценивают степень своей ответственности, и именно это не дает им отступать.

Эпопея Симонова - это три тома («Живые и Мертвые», «Солдатами не рождаются» и «Последнее лето»), объединенные в одно произведение. Их роднит и стилистика, и темп повествования, и сюжетная линия. На протяжении 12-ти лет работая над этим произведением, автор придерживался одного, в самом начале взятого ритма, и это становится серьезным достоинством трилогии - она читается как одна, цельная, не разделенная годами труда книга.

Единственное отступление, которое позволяет себе Симонов - это хронологический порядок. Первые две части повествуют о событиях военного времени, тогда как третья рассказывает о том, что происходило незадолго до них. Этот сбой нисколько не портит книгу, ведь главное в ней - вовсе не интрига, а люди, вокруг которых она закручивается. И с этой точки зрения «Последнее лето» приходится как раз «к месту» - она полностью раскрывает характеры персонажей, позволяя как можно ближе узнать каждого из них.

Первый день войны застал семью Синцовых врасплох, как и миллионы других семей. Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне приготовить себя заранее к такому огромному несчастью вообще невозможно.

О том, что началась война, Синцов и Маша узнали в Симферополе, на жарком привокзальном пятачке. Они только что сошли с поезда и стояли возле старого открытого «линкольна», ожидая попутчиков, чтобы в складчину доехать до военного санатория в Гурзуфе.

Оборвав их разговор с шофером о том, есть ли на рынке фрукты и помидоры, радио хрипло на всю площадь сказало, что началась война, и жизнь сразу разделилась на две несоединимые части: на т у, что была минуту назад, до войны, и на т у, что была теперь.

Синцов и Маша донесли чемоданы до ближайшей скамейки. Маша села, уронила голову на руки и, не шевелясь, сидела как бесчувственная, а Синцов, даже не спрашивая ее ни о чем, пошел к военному коменданту брать места на первый же отходящий поезд. Теперь им предстояло сделать весь обратный путь из Симферополя в Гродно, где Синцов уже полтора года служил секретарем редакции армейской газеты.

К тому, что война была несчастьем вообще, в их семье прибавлялось еще свое, особенное несчастье: политрук Синцов с женой были за тысячу верст от войны, здесь, в Симферополе, а их годовалая дочь осталась там, в Гродно, рядом с войной. Она была там, они тут, и никакая сила не могла перенести их к ней раньше чем через четверо суток.

Стоя в очереди к военному коменданту, Синцов пробовал представить себе, что сейчас творится в Гродно. «Слишком близко, слишком близко к границе, и авиация, самое главное - авиация… Правда, из таких мест детей сразу же могут эвакуировать…» Он зацепился за эту мысль, ему казалось, что она может успокоить Машу.

Он вернулся к Маше, чтобы сказать, что все в порядке: в двенадцать ночи они выедут обратно. Она подняла голову и посмотрела на него как на чужого.

Что в порядке?

Я говорю, что с билетами все в порядке, - повторил Синцов.

Хорошо, - равнодушно сказала Маша и опять опустила голову на руки.

Она не могла простить себе, что уехала от дочери. Она сделала это после долгих уговоров матери, специально приехавшей к ним в Гродно, чтобы дать возможность Маше и Синцову вместе съездить в санаторий. Синцов тоже уговаривал Машу ехать и даже обиделся, когда она в день отъезда подняла на него глаза и спросила: «А может, все-таки не поедем?» Не послушайся она их обоих тогда, сейчас она была бы в Гродно. Мысль быть там сейчас не пугала ее, пугало, что ее там нет. В ней жило такое чувство вины перед оставленным в Гродно ребенком, что она почти не думала о муже.

Со свойственной ей прямотой она сама вдруг сказала ему об этом.

А что обо мне думать? - сказал Синцов. - И вообще все будет в порядке.

Маша терпеть не могла, когда он говорил так: вдруг ни к селу ни к городу начинал бессмысленно успокаивать ее в том, в чем успокоить было нельзя.

Брось болтать! - сказала она. - Ну что будет в порядке? Что ты знаешь? - У нее даже губы задрожали от злости. - Я не имела права уехать! Понимаешь: не имела права! - повторила она, крепко сжатым кулаком больно ударяя себя по коленке.

Когда они сели в поезд, она замолчала и больше не упрекала себя, а на все вопросы Синцова отвечала только «да» и «нет». Вообще всю дорогу, пока они ехали до Москвы, Маша жила как-то механически: пила чай, молча глядела в окно, потом ложилась на свою верхнюю полку и часами лежала, отвернувшись к стене.

Вокруг говорили только об одном - о войне, а Маша словно и не слышала этого. В ней совершалась большая и тяжелая внутренняя работа, к которой она не могла допустить никого, даже Синцова.

Уже под Москвой, в Серпухове, едва поезд остановился, она впервые за все время сказала Синцову:

Выйдем, погуляем…

Вышли из вагона, и она взяла его под руку.

Знаешь, я теперь поняла, почему с самого начала почти не думала о тебе: мы найдем Таню, отправим ее с мамой, а я останусь с тобой в армии.

Уже решила?

А если придется перерешить?

Она молча покачала головой.

Тогда, стараясь быть как можно спокойней, он сказал ей, что два вопроса - как найти Таню и идти или не идти в армию - надо разделить…

Не буду я их делить! - прервала его Маша.

Но он настойчиво продолжал объяснять ей, что будет куда разумнее, если он поедет к месту службы, в Гродно, а она, наоборот, останется в Москве. Если семьи эвакуировали из Гродно (а это, наверное, сделали), то Машина мать вместе с Таней уж конечно постарается добраться до Москвы, до своей собственной квартиры. И Маше, хотя бы для того, чтобы не разъехаться с ними, самое разумное - ждать их в Москве.

Может быть, они уже сейчас там, приехали из Гродно, пока мы едем из Симферополя!

Маша недоверчиво посмотрела на Синцова и опять замолчала до самой Москвы.

Они приехали в старую артемьевскую квартиру на Усачевке, где так недавно и так беззаботно прожили двое суток по дороге в Симферополь.

Из Гродно никто не приезжал. Синцов надеялся на телеграмму, но и телеграммы не было.

Сейчас я поеду на вокзал, - сказал Синцов. - Может быть, достану место, сяду на вечерний. А ты попробуй позвонить, вдруг удастся.

Он вынул из кармана гимнастерки записную книжку и, вырвав листок, записал Маше гродненские редакционные телефоны.

Подожди, сядь на минуту, - остановила она мужа. - Я знаю, ты против того, чтобы я ехала. Но как все-таки это сделать?

Синцов стал говорить, что делать этого не надо. К прежним доводам он прибавил новый: если даже ей дадут сейчас доехать до Гродно, а там возьмут в армию - в чем он сомневается, - неужели она не понимает, что ему от этого будет вдвое тяжелей?

Маша слушала, все больше и больше бледнея.

А как же ты не понимаешь, - вдруг закричала она, - как же ты не понимаешь, что я тоже человек?! Что я хочу быть там, где ты?! Почему ты думаешь только о себе?

Как «только о себе»? - ошеломленно спросил Синцов.

Но она, ничего не ответив, горько разрыдалась; а когда выплакалась, сказала деловым голосом, чтобы он ехал на вокзал доставать билеты, а то опоздает.

И мне тоже. Обещаешь?

Разозленный ее упрямством, он наконец перестал щадить ее, отрубил, что никаких штатских, тем более женщин, в поезд, идущий до Гродно, сейчас не посадят, что уже вчера в сводке было Гродненское направление и пора, наконец, трезво смотреть на вещи.

Хорошо, - сказала Маша, - если не посадят, значит, не посадят, но ты постараешься! Я тебе верю. Да?

Да, - угрюмо согласился он.

И это «да» много значило. Он никогда не лгал ей. Если ее можно будет посадить в поезд, он возьмет ее.

Через час он с облегчением позвонил ей с вокзала, что получил место на поезд, отходящий в одиннадцать вечера в Минск, - прямо до Гродно поезда нет, - и комендант сказал, что сажать в этом направлении не приказано никого, кроме военнослужащих.

Маша ничего не ответила.

Что ты молчишь? - крикнул он в трубку.

Ничего. Я пробовала звонить в Гродно, сказали, что связи пока нет.

Ты пока переложи все мои вещи в один чемодан.

Хорошо, переложу.

Я сейчас попробую пробиться в политуправление. Может быть, редакция куда-нибудь переместилась, попробую узнать. Часа через два буду. Не скучай.

А я не скучаю, - все тем же бескровным голосом сказала Маша и первая повесила трубку.

Маша перекладывала вещи Синцова и неотступно думала все об одном и том же: как же все-таки она могла уехать из Гродно и оставить там дочь? Она не солгала Синцову, она и в самом деле не могла отделить своих мыслей о дочке от мыслей о самой себе: дочь надо найти и отправить сюда, а самой остаться вместе с ним там, на войне.

Одним из самых ярких произведений о войне считается роман Константина Симонова «Живые и мертвые». Он открывает одноименную трилогию, которая отражает наиболее важные эпизоды Великой Отечественной войны. Писатель показывает войну как трагедию в жизни страны и отдельного человека. Обращает внимание на то, как вся жизнь вдруг делится на время «до» и «после». Константин Симонов был военным корреспондентом и своими глазами видел все происходящее на войне, он вел дневник, который впоследствии и стал основой для романа. Хотя персонажи книги вымышленные, почти у каждого из них есть прототип.

Вместе с главным героем политруком Синцовым читатели наблюдают события с начала войны и до зимы 1941 года, до контрнаступления под Москвой. Синцов вместе с женой приезжает в Симферополь на отдых, но сразу по радио они слышат, что началась война. Кажется, все ее ждали, но при этом известие было неожиданным и шокирующим. А у Синцовых дома, совсем неподалеку от границы, осталась годовалая дочка. В тот же момент приходится взять билеты домой и надеяться, что дочка в безопасности. Начинается война, которая никого не пощадит. Тот, кто всего минуту назад был живым, может вмиг стать мертвым.

Роман написан живым языком и читается быстро, несмотря на описание военных действий и политики. Писатель хорошо отражает не только поведение рядовых солдат, но и говорит о политике руководства. Видно некоторое замешательство, а порой и глупость, неверие, что война может затянуться. Автор старается максимально объективно говорить о происходящих событиях, давать описания историческим личностям. Заметно также, какую неразбериху и панику принесла война в жизни мирных жителей. И все долгое время надеялись, что всё разрешится быстро и легко. Но люди умирали, а немецкие войска шли все дальше, пока, наконец, не пришло осознание, что за победу нужно бороться любой ценой, а она будет непомерно высокой.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Живые и мертвые" Константин Симонов бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Константин Михайлович Симонов

Живые и мертвые

Глава первая

Первый день войны застал семью Синцовых врасплох, как и миллионы других семей. Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне приготовить себя заранее к такому огромному несчастью вообще невозможно.

О том, что началась война, Синцов и Маша узнали в Симферополе, на жарком привокзальном пятачке. Они только что сошли с поезда и стояли возле старого открытого «линкольна», ожидая попутчиков, чтобы в складчину доехать до военного санатория в Гурзуфе.

Оборвав их разговор с шофером о том, есть ли на рынке фрукты и помидоры, радио хрипло на всю площадь сказало, что началась война, и жизнь сразу разделилась на две несоединимые части: на т у, что была минуту назад, до войны, и на т у, что была теперь.

Синцов и Маша донесли чемоданы до ближайшей скамейки. Маша села, уронила голову на руки и, не шевелясь, сидела как бесчувственная, а Синцов, даже не спрашивая ее ни о чем, пошел к военному коменданту брать места на первый же отходящий поезд. Теперь им предстояло сделать весь обратный путь из Симферополя в Гродно, где Синцов уже полтора года служил секретарем редакции армейской газеты.

К тому, что война была несчастьем вообще, в их семье прибавлялось еще свое, особенное несчастье: политрук Синцов с женой были за тысячу верст от войны, здесь, в Симферополе, а их годовалая дочь осталась там, в Гродно, рядом с войной. Она была там, они тут, и никакая сила не могла перенести их к ней раньше чем через четверо суток.

Стоя в очереди к военному коменданту, Синцов пробовал представить себе, что сейчас творится в Гродно. «Слишком близко, слишком близко к границе, и авиация, самое главное – авиация... Правда, из таких мест детей сразу же могут эвакуировать...» Он зацепился за эту мысль, ему казалось, что она может успокоить Машу.

Он вернулся к Маше, чтобы сказать, что все в порядке: в двенадцать ночи они выедут обратно. Она подняла голову и посмотрела на него как на чужого.

– Что в порядке?

– Я говорю, что с билетами все в порядке, – повторил Синцов.

– Хорошо, – равнодушно сказала Маша и опять опустила голову на руки.

Она не могла простить себе, что уехала от дочери. Она сделала это после долгих уговоров матери, специально приехавшей к ним в Гродно, чтобы дать возможность Маше и Синцову вместе съездить в санаторий. Синцов тоже уговаривал Машу ехать и даже обиделся, когда она в день отъезда подняла на него глаза и спросила: «А может, все-таки не поедем?» Не послушайся она их обоих тогда, сейчас она была бы в Гродно. Мысль быть там сейчас не пугала ее, пугало, что ее там нет. В ней жило такое чувство вины перед оставленным в Гродно ребенком, что она почти не думала о муже.

Со свойственной ей прямотой она сама вдруг сказала ему об этом.

– А что обо мне думать? – сказал Синцов. – И вообще все будет в порядке.

Маша терпеть не могла, когда он говорил так: вдруг ни к селу ни к городу начинал бессмысленно успокаивать ее в том, в чем успокоить было нельзя.

– Брось болтать! – сказала она. – Ну что будет в порядке? Что ты знаешь? – У нее даже губы задрожали от злости. – Я не имела права уехать! Понимаешь: не имела права! – повторила она, крепко сжатым кулаком больно ударяя себя по коленке.

Когда они сели в поезд, она замолчала и больше не упрекала себя, а на все вопросы Синцова отвечала только «да» и «нет». Вообще всю дорогу, пока они ехали до Москвы, Маша жила как-то механически: пила чай, молча глядела в окно, потом ложилась на свою верхнюю полку и часами лежала, отвернувшись к стене.

Вокруг говорили только об одном – о войне, а Маша словно и не слышала этого. В ней совершалась большая и тяжелая внутренняя работа, к которой она не могла допустить никого, даже Синцова.

Уже под Москвой, в Серпухове, едва поезд остановился, она впервые за все время сказала Синцову:

– Выйдем, погуляем...

Вышли из вагона, и она взяла его под руку.

– Знаешь, я теперь поняла, почему с самого начала почти не думала о тебе: мы найдем Таню, отправим ее с мамой, а я останусь с тобой в армии.

– Уже решила?

– А если придется перерешить?

Она молча покачала головой.

Тогда, стараясь быть как можно спокойней, он сказал ей, что два вопроса – как найти Таню и идти или не идти в армию – надо разделить...

– Не буду я их делить! – прервала его Маша.

Но он настойчиво продолжал объяснять ей, что будет куда разумнее, если он поедет к месту службы, в Гродно, а она, наоборот, останется в Москве. Если семьи эвакуировали из Гродно (а это, наверное, сделали), то Машина мать вместе с Таней уж конечно постарается добраться до Москвы, до своей собственной квартиры. И Маше, хотя бы для того, чтобы не разъехаться с ними, самое разумное – ждать их в Москве.

– Может быть, они уже сейчас там, приехали из Гродно, пока мы едем из Симферополя!

Маша недоверчиво посмотрела на Синцова и опять замолчала до самой Москвы.

Они приехали в старую артемьевскую квартиру на Усачевке, где так недавно и так беззаботно прожили двое суток по дороге в Симферополь.

Из Гродно никто не приезжал. Синцов надеялся на телеграмму, но и телеграммы не было.

– Сейчас я поеду на вокзал, – сказал Синцов. – Может быть, достану место, сяду на вечерний. А ты попробуй позвонить, вдруг удастся.

Он вынул из кармана гимнастерки записную книжку и, вырвав листок, записал Маше гродненские редакционные телефоны.

– Подожди, сядь на минуту, – остановила она мужа. – Я знаю, ты против того, чтобы я ехала. Но как все-таки это сделать?

Синцов стал говорить, что делать этого не надо. К прежним доводам он прибавил новый: если даже ей дадут сейчас доехать до Гродно, а там возьмут в армию – в чем он сомневается, – неужели она не понимает, что ему от этого будет вдвое тяжелей?

Маша слушала, все больше и больше бледнея.

– А как же ты не понимаешь, – вдруг закричала она, – как же ты не понимаешь, что я тоже человек?! Что я хочу быть там, где ты?! Почему ты думаешь только о себе?

– Как «только о себе»? – ошеломленно спросил Синцов.

Но она, ничего не ответив, горько разрыдалась; а когда выплакалась, сказала деловым голосом, чтобы он ехал на вокзал доставать билеты, а то опоздает.

– И мне тоже. Обещаешь?

Разозленный ее упрямством, он наконец перестал щадить ее, отрубил, что никаких штатских, тем более женщин, в поезд, идущий до Гродно, сейчас не посадят, что уже вчера в сводке было Гродненское направление и пора, наконец, трезво смотреть на вещи.

– Хорошо, – сказала Маша, – если не посадят, значит, не посадят, но ты постараешься! Я тебе верю. Да?

Поделитесь с друзьями или сохраните для себя:

Загрузка...